gluc_smisila2

http://oboguev.livejournal.com/820621.html
Я не знаю, кто такой Шостакович у Обогуева, вместо этого у меня по ссылке 404. Но подавляющее большинство национальных поэтов и писателей в советское время реально существовало. Вопрос-то в другом - насколько адекватными могли быть переводы, если сперва национальному поэту с русского языка переводили указание, о чем и как лучше писать, затем при переводе легко меняли смысл и стиль, чтобы хорошо звучало. Когда Джамбул пел "Конституция это солнце, которое восходит..." о сталинской конституции 1936 года, ему объясняли сперва, что такое конституция и зачем она нужна. Дальше начиналось самое любопытное. Есть языки, где стихосложение не требует труда и поэтому особо не ценно. Затем делали подстрочник, то есть переводили обратно на русский или брали обыденные стишата, которые на ином языке мог писать почти каждый, и тоже делали подстрочник.

Дальше нужно сказать то, что хотел скрыть Обогуев. Пресловутые национальные литературы творили в Москве и немного в Ленинграде. Причем такие авторы как Ахматова и, особенно, Пастернак буквально жировали за счет этой халтуры. Пастернак "прославился" за счет перевода чуть ли не 50 грузинских поэтов, которых потом объявили классиками грузинской и советской литературы. На этот жирный кусок была масса претендентов, но Пастернак всех отпихивал, ведь он боролся за любовь Сталина, которому он, кстати, также под своим именем посвятил восторженные стихи. Фокус в том, что переводы оплачивались по ставкам авторских произведений, а переводить с подстрочника проще. Уже после хрущевской денежной реформы ловкачи выгоняли до ста строк перевода в день. Это где-то 500 рубликов при тираже в 50 000 экземпляров. А хороший тираж это 100-200 000. Получали 10 рубликов за строчку с учетом удвоения ставки как члену СП СССР и более. Эти же переводы часто сперва публиковали в журналах. Берется подборка стихов грузинского геноцвали строчек в 300, сперва в нескольких журналах получали гонорарчик в пару тысяч, затем включали в книгу и получали тысячи три.

Другой вопрос - как пристроить всё это богатство. Нужны связи. Я уверен, что традиции проживания русских писателей в провинции, навязанные сверху, среди прочего имеют в основе политику отлучения русских писателей от знания кухни, стряпавшей национальные культуры, и, как следствие, отлучения их от огромных доходов. А ещё были доходы от перевода мировой литературы. Пастернаку можно было переводить Шекспира, Ахматовой можно было переводить древнеегипетские сказки, а русскому поэту Рубцову нельзя, слишком хорошо кушал бы. Поэтому и держали его в Вологде.

Так вот, Пастернак или Ахматова очень мучались, когда делали подобную работу. Они считали - и совершенно справедливо - что совершают двойное преступление. Одно преступление - фальсифицируют подлинную картину. Ради денег и страха иудейски выдают то, чего нет, за якобы существующее. Второе преступление - против их собственного дарования. Они его своей эдакой переводческой деятельностью просто зарывали в землю.

Я лично знал поэта Ярославцева, который редактировал за Пастернаком его стихотворные переводы Рабиндраната Тагора. Так вот, Пастернак ничуть не мучился, а взял перевод в Худлите по блату - очень дружил с заведующим соответствующей редакции. Также Пастернак не мучился, когда ему указали на странность - индийская девушка из простой деревеньки. В Индии деревень и изб нет. Ничего, Пастернак приказал оставить всё, как есть. Качество в таких случаях враг количества, то есть гонорара.

Помните стих? -
Гамзатов без сомнения
Не сын народа древнего,
А плод воображения
Козловского и Гребнева.

Поэты-переводчики Козловский и Гребнев жили в Москве. Именно их способность во имя качества стиха не обращать внимание на то, что хотел сказать Гамзатов, обогатила их лично, а Гамзатова сделала не только богатым, но и знаменитым. В Москве также жил Светлов, прославившейся среди прочего тем, что, когда переводимый им классик туркменской литературы посмел выпендриваться, Светлов прямо в ресторане заорал на классика - если захочу, я тебя переведу обратно на туркменский, и все тебя забудут.

Конечно, все эти переводчики - Пастернак, Козловский, Гребнев, Светлов - любили иногда пустить слезу, дескать, не они дрались за бабло, а просто их упросили перевести халтурные стихи и написать в итоге халтуру. На самом деле, все они дрались за кусок. Ну, а про нас, русских, остается только плакать слезами Радищева - в нас все таланты пропадают! Хотя, кое-что у меня осталось по теме. Это мое впечатление от работы выпускающим редактором с поэтами-переводчиками. Прошу -

Ходят авторы толпою -
Нет от авторов покою.
Каждый вроде именит,
Каждый знает путь в Главлит,
И поют во все гласа
Про леса и небеса,
О любви и об истоме,
Животворном жаре домен.
Вы поймите человека:
Ехал Грека через реку,
Видит Грека - перевод
Дожидается его.
Ты не будь редактор букой,
Переводик сунь-ка в руки
Прояви свой гуманизм -
Покажи, где верх, где низ.
Пусть слова звучат как иксы
Ими я давно проникся.
Побыстрее, я спешу,
Этой темой я дышу.
Слаще самых сладких грёз
Стих везучий - паровоз.
Пожалей же человека,
А не то как Грека в реку!
Мне немножко,
   Хоть бы крошки,
Словно мошке...
   Есть же ложка!

Примечания - знать путь в Главлит, пойдут туда, затем всему издательству вставят пистон за отказ дать халтуру просящему. Проникнуться темой, дышать темой - врать, будто именно данная тема для него зов души. Паровоз - стих про Ленина, партию или прочий политический вздор, обосновывающий необходимость напечать как сам стих, так и разные прочие стихи впридачу. Короче, стих и себя тянет, и остальные стихи.

Теперь о халтуре. Я в своё время очень точно перевел один стих-паровоз с монгольского -

Воистину планета велика,
Хоть вся она видна издалека!

Воистину планета велика,
Хоть наша жизнь и коротка пока!

Но Ленин, он явился на века! -
Воистину планета велика!

Конечно, когда Пастернак штамповал пачками подобную чушь, но грузинского разлива, ему потом хотелось прикинуться невинным мальчиком, который сам не хотел подобное переводить. Хотя, на мой взгляд, во всем есть своя прелесть, замените слово Ленин на Путин, сразу увидите, что старые переводы легко сделать актуальными.

Но давайте признаем очевидное - создание национальных литератур московскими борзописцами принесло много пользы национальным окраинам. Ведь какой-нибудь грузинский писатель, выучив русский, брался переводить "своё" произведение обратно на грузинский, чтобы не выглядеть идиотом, когда будут спрашивать, что он написал. В результате он учился хоть как-то излагать разные мысли, был вынужден обогащать родной язык новыми образами и сравнениями, привыкать к соблюдению правил грамматики. В итоге он становился носителем культуры речи в своём околотке. Сейчас весь этот механизм разрушен, никто не переводит себя обратно ни с русского, ни с французского, национальные писатели просто удивляются, почему нормальные люди их не читают, и ходят окрысившимися на весь мир и Россию в частности. А зря, могли бы почитать мировую литературу, сравнить и поразмыслить, почему их не читают в родных странах.

http://utochka-lj.livejournal.com/2603004.html

Опоясана трауром лент,
Погрузилась в молчанье Москва,
Глубока её скорбь о вожде,
Сердце болью сжимает тоска.

Я иду средь потока людей,
Горе сердце сковало моё,
Я иду, чтоб взглянуть поскорей
На вождя дорогого чело...

Жжёт глаза мои страшный огонь,
И не верю я чёрной беде,
Давит грудь несмолкаемый стон,
Плачет сердце о мудром вожде.

Разливается траурный марш,
Стонут скрипки и стонут сердца,
Я у гроба клянусь не забыть
Дорогого вождя и отца.

Я клянусь: буду в ногу идти
С дружной, крепкой и братской семьёй,
Буду светлое знамя нести,
Что вручил ты нам, Сталин родной.

В эти скорбно-тяжёлые дни
Поклянусь у могилы твоей
Не щадить молодых своих сил
Для великой Отчизны моей.

Имя Сталин в веках будет жить,
Будет реять оно над землёй,
Имя Сталин нам будет светить
Вечным солнцем и вечной звездой

Пастернак, конечно, о Сталине писал мастеровитее и красивше. От нас это потом тщательно скрывали. Тенденция же проста, именно великолепно писавшие о родненьком Сталине (исключение составляют Солженицын, Шаламов и ещё небольшое число лиц) советские граждане и в сталинское время делились на оцененных и недооцененных по их мнению. А потом процветавшие оцененные и недооцененные составили из себя цвет советского диссидентства и с радостью крыли не только Сталина, но и Хрущева, позволившего им рот раскрыть, и Брежнева, при котором они процветали.

В этом особая ущербность советской власти. Она не породила ни одного талантливого человека, который, получив возможность, не пнул бы её. Подозреваю, что нынешняя власть тоже давно опирается на тех людей, которые, кончись эта власть, рванут в первые ряды разоблачителей и даже давку устроят, чтобы реальных критиков раздавить и выйти в первые ряды. Юному Высоцкому оставалось идти проторенным путем.

                           Я был бы счастливее всего, если бы мог править свободными людьми

                                                                                                                 Иосиф II, государь

   Ув. brat_008, в старые добрые времена широко известный как ув. asterrot, любезно разрешил мне процитировать одну его реплику, изначально не предназначавшуюся для широкой публики. Она была произнесена в ходе многодневной дискуссии в его журнале, вызванной подзамочным постом, тему которого я не в праве раскрыть. Собеседники Астеррота (я надеюсь, Восьмой Брат позволит мне называть его этим, более привычным, именем) задавали ему сакраментальные вопросы в духе "в чём актуальность Пушкина?" и "как опираться на виртуального Пушкина, когда на другой стороне - реальные бандеровцы"?" Астеррот ответствовал:

( Collapse )